Разница лишь в том, что Москва не было разбомблена, все дома стояли целыми, ну, за некоторым исключением, телевизор вещал нам, что страна встаёт с колен, что всё идёт правильно, что наконец-то всё идёт правильно. А в институте, где я учился, по вечерам продавали героин, не скрываясь, на первом этаже. Выстраивалась очередь страждущих, не скрывавших нетерпения, переминавшихся с ноги на ногу. Охраны не было, если не считать седовласого толстяка дяди Вити, напивавшегося в своей будочке вусмерть уже часам к пяти. Потом приходили пресловутые барыги, и тут же закипала адская смесь в столовых ложках, извлекались шприцы и вата, и осторожно, бочком, оглядываясь, мимо компаний проскальзывали на выход задержавшиеся на сдачах отличники и аспиранты.
В институте шла какая-то глобальная безумная пьянка, днями, ночами, в общежитиях, в аудиториях, везде. Студенты пили, преподаватели – тоже, кто-то выпадал из окон общежития, кто-то умирал со шрицом в вене. При мне. Просто при мне. Убивали преподавателей. Заведующего кафедрой микробиологии забили до смерти. Кому-то ещё просто пробили голову, и тот уволился. На первом этаже института одну из аудиторий передали под водочный магазин. Водку можно было брать, не выходя из корпуса, достаточно было просто постучать – грузчики выдавали.
Неужели это всё входило в реформы? Неужели это было неизбежно? Вся эта гадость, вся эта грязь? А если припомнить, какой запредельный уровень лжи тёк с телеэкранов тогда, а если вспомнить Гусинского, Немцова, Березовского, всё окружение президента, на глазах превращавшегося просто в сгусток протоплазмы, Ходорковского в мерзких усах, Альбац, Гербер, Шустера, Бабицкого, Удугова, нестерпимое засилье лжецов, негодяев и просто низменных людей – везде, кругом.
Перестрелки по ночам, да что там по ночам. Как-то днём расстреляли трамвай, на котором я иногда ездил. Обычный трамвай, по-моему, 23-го маршрута, идущий от метро Войковская в направлении Коптева. Трудно сказать, зачем они это сделали. Может быть, от куража, от желания пугнуть «ботву», считающую, по наивности, что она, «ботва» эта, живёт в своём городе и имеет право на безопасность.
